Жизнь замечательных имен

В годы моего студенчества, среди нас, «технарей», ходила шуточка о том, что науки подразделяются на естественные и неестественные. Под  науками неестественными, конечно, разумелись общественно-политические дисциплины, которыми нам усердно долбали мозги все годы учения. Отношение к ним было соответствующее: вызубрить к экзаменам, сдать и забыть, как страшный сон. Чтобы всю оставшуюся жизнь держаться подальше от этих, с позволения сказать, "наук", которые, на самом деле, и не науки совсем.

Еще на студенческой скамье нас приучили к тому, что "в каждой естественной науке заключено столько истины, сколько в ней есть математики". По простоте душевной, мы еще не представляли тогда, как разнообразен мир, и что  человеческие знания о нем не менее разнообразны. Поэтому за образец настоящей науки мы почитали королеву-физику. Мир, представления о котором сложились у нас на основе чтения хороших учебников физики, был прелесть как логичен и предсказуем! Все проблемы, возникающие у экспериментаторов, разрешались чаще всего на острии карандаша, созданием хорошей теории.

Что мы, юные позитивисты, считали критерием науки? Конечно, добывание новых знаний. Новое же знание - считали мы - невозможно без эксперимента, хотя бы мысленного. Но эксперимент предполагает повторяемость и воспроизводимость результатов. А о какой повторяемости-воспроизводимости может идти речь, скажем, в истории, где каждое событие уникально? Значит, не наука история, а "дней минувших анекдоты", как метко выразился когда-то А.С.Пушкин. Так-то!

Хотя уже при изучении химии столкнулись мы с тем, что эта несомненная естественная наука не помещается в коробочку наших упрощенных представлений о мире.

Дальше - больше. Столкновение с реальностью постепенно размывало четкие критерии научности или ненаучности.

Так получилось, что едва ли не сразу по окончании учебы жизнь столкнула меня с симпатичными ребятами-геологами. Не с прибористами-геофизиками, а именно с геологами, романтичными героями романтичной эпохи 1960-х годов, к тому времени уже канувшей в прошлое. И мои прямолинейные, заточенные под математические формулы, мозги буквально закипели. Потому что методы, которыми - и очень успешно - пользовались геологи, были абсолютно не научны с моей "кочки зрения". В том, как любовно раскладывали они свои камушки, было что-то от ботаники с ее  собиранием гербариев. А анализ полевых данных очень сильно напоминал пляски шаманов. Но в результате этого - pardon -  камлания у ребят возникало твердое убеждение, что и где находится под землей. Самое удивительное, что они почти никогда не ошибались. Наука, однако!

Другой пример. Мой родственник, талантливый математик, работает в крупном медицинском научном центре, нацеленном на борьбу с раком. Работает достаточно давно, чтобы привыкнуть к совсем не формальной логике медиков и биологов, которая, однако, дает замечательные результаты. Вполне воспроизводимые, неоднократно повторяемые и вовсю применяемые на практике!

Те из моих однокашников, кого жизнь занесла в экономику убедились в том, что даже тотальная математизация – не критерий истинности. В экономике просчитывается все. А между тем, в ней царит самый дикий плюрализьм, как говорил некогда Никита Сергеевич. Какую область не возьми - сколько экономистов, столько точек зрения. И все точки зрения математически обоснованы! Словно в старом еврейском анекдоте, где добрый местечковый раввин говорил каждому из спорящих: "Ты прав!" И был-таки прав! Или, все же, не прав?

Кстати, а кто это сформулировал мысль о прямой связи истины с математикой? Наверное, какой-нибудь великий математик? Как бы не так! Иммануил Кант, философ! То есть, по нашей давней студенческой квалификации, трахатель мозгов.


Но вернемся к истории. Существует ли здесь метод, делающий историю наукой? И если он существует, то в чем этот метод заключается?

Судя по тому, что в древнегреческой мифологии за историей присматривала розовощекая муза Клио в легкомысленном коротеньком хитончике, первоначально история у древних греков числилась по разряду искусств. Типа, историки рассказывали истории.

Тот человек, которого позже стали величать «отцом истории» знал много историй и рассказывал их мастерски. Звали этого человека Геродотом и жил он в 5 веке до н.э. в малоазийском городке Галикарнас. Галикарнас был известен тем, что здесь находилось одно из семи чудес света древнего мира, мавзолей, гробница царя Мавсола. Нынче от этой гробницы не осталось даже следа. Город, правда, стоит на том же месте, но называется он теперь не Галикарнас, а Бодрум и известен как турецкий курорт.

Тому, что Геродот знал много историй, была своя причина. В молодости его изгнали из Галикарнаса за "антигосударственную деятельность", то  есть за то, что он был противником местного правителя-тирана. Изгнание в те славные годы почти всегда означало странствия. И Геродот объездил значительную часть известного тогда грекам мира. Он побывал на восточных его границах, в Вавилоне и в Ассирии. Долго жил и на южных пределах греческой ойкумены, в  Египте. Геродот исхитрился побывать даже в местах совсем нецивилизованных с точки зрения древнего грека,  на севере, в Причерноморье и в Скифии. Довелось Геродоту жить на острове Самос и на других средиземноморских островах. И  уж конечно, материковую часть Греции он изъездил прилежно, побывав даже в диковатой тогда окраинной Македонии и в совсем уже не греческой Фракии.

В своих странствиях Геродот говорил со многими людьми и записывал их рассказы. А о чем больше всего говорили тогда в греческом мире? Конечно, о пришельцах с востока, персах, которые внезапно вторглись в неплохо обжитый эллинский мир и стали отрывать от него лакомые куски. Родной город Геродота в ходе продолжавшейся почти полвека греко-персидской войны стал главным городом одной из областей-сатрапий нарождающейся персидской империи.

Записанные в странствиях рассказы и свои впечатления Геродот представил в виде большого и очень подробного труда. В этом труде были изложены все собранные автором сведения, даже самые невероятные слухи. Помните, что с подачи старика Хоттабыча говорил Волька Костыльков на экзамене по географии?

Индия очень богатая страна, и богата она золотом, которое там не копают из земли, как в других странах, а неустанно, день и ночь, добывают особые, золотоносные муравьи, каждый из которых величиной почти с собаку. Они роют себе жилища под землею и трижды в сутки выносят оттуда на поверхность золотой песок и самородки и складывают в большие кучи. Но горе тем индийцам, которые без должной сноровки попытаются похитить это золото! Муравьи пускаются за ними в погоню, и, настигнув, убивают на месте.

Так вот это - из "Истории" Геродота.

Однако, главное отличие "Истории" Геродота от прочих историй, сказывать которые греки были великие мастера, состояло не  только в количестве рассказанного. Геродот впервые скрупулезно расположил все рассказанные им истории так, что каждая последующая происходила после предыдущей. Тем самым Геродот неожиданно открыл главный метод истории, который, собственно, и делает ее наукой, привязку происшедших событий к оси времени.

Сегодня это не кажется великим открытием. "А как же иначе?" - скажем мы. Так вот, до Геродота было как раз иначе. Рассказчики вываливали все, что знали, в произвольном порядке, по принципу: "А вот еще было дело под Полтавой". Так, по ассоциативному принципу, построен сборник арабских сказок "Тысяча и одна ночь" и гораздо более древний сборник индийских басен "Хитопадеша". Вполне возможно, что когда Гомер исполнял свою "Иллиаду" или "Одиссею" он тоже пел по такому же принципу. "А вот не хотите ли узнать, что произошло между хитроумным Одиссеем и красавицей Дидоной?" - "Хотим!" - "Тогда слушайте!" А как и откуда Одиссей попал в царство Дидоны - дело второстепенное.

Такой способ рассказа тоже неплох. Беда только, что при этом на первый план выходят, так сказать, художественные особенности. Художественный же рассказ живет по иным законам, чем исторический. Откуда ни возьмись, появляются новые подробности, один рассказ про одного героя странным образом объединяется с другим рассказом про другого героя. Рассказчик волей-неволей придумывает то, чего не было, но просто обязано быть, чтобы рассказ был гладким и понравился слушателям. При таком рассказе история очень быстро превращается в миф.

Рассказ же по принципу: "Это было после того" устанавливает совсем другую, причинную, взаимосвязь между событиями. Хотя, конечно, надо помнить о принципе "вслед за не означает вследствие". Но все же хронологическое расположение событий довольно четко выявляет их причины и следствия. И возникают мысли о том, что исторические события, вероятно, творятся не по велению богов или героев, а по каким-то вполне объективным законам. Хотя, сторого говоря, история не отвечает на вопрос "как?", так же как на вопрос "почему?". Со времен Геродота главный вопрос для любого историка, если он считает себя ученым - "когда?"

В руках у музы истории Клио - свиток с записями. И недаром. Ибо "отец истории" оставил своим последователям еще одну заповедь: писать о том, что узнал, и писать честно.  Можно, конечно, прокомментировать, написанное: "вызывает сомнение", но самое главное - напиши о том, что узнал без прикрас и славословий. И историки упрямо придерживались этого правила, если, конечно, хотели считаться учеными.

Описывай, не мудрствуя лукаво,
Всe то, чему свидетель в жизни будешь:
Войну и мир, управу государей,
Угодников святые чудеса,
Пророчества и знаменья небесны

(А.С.Пушкин)

В противном случае историю заменяло мифотворчество, и она тут же превращалась в науку "неестественную", вроде пресловутой истории КПСС, которой в наше время мучили всех первокурсников всех высших учебных заведений Советского Союза.



Статья опубликована на сайте Школа жизни






Полезные ссылки:

1. Очень информативная статья о Геродоте (как и все статьи в "Энциклопедии Вокруг света")


2. Сайт, посвященный истории КПСС. Тоже себе наука!